Сидя в любимом кожаном кресле, я перебираю полученную за последние дни почту. В этих конвертах не только письма, поздравительные открытки, фотографии, за ними судьбы таких разных по сути людей, чьи жизненные пути пересеклись когда-то на мне, и вот теперь я держу в своих руках ниточки, ведущие во все уголки Мира. Этого не ощутить, получая электронные сообщения. Это другая энергетика. Это вещественное доказательство того, что мы все еще люди. Но как передать эти ощущения внукам?... Вот и она, легка на помине. Внеслась в комнату, мельком огляделась по сторонам, бесцеремонно влезла на колени.

- Дедушка, покажи, что это у тебя.

Я убираю письма за спину, но она хватает мою руку и тянет к себе. Через минуту я сдаюсь. С ней невозможно бороться, она так настойчива и целеустремленна. Кажется, что от этой маленькой победы, зависит вся ее жизнь. Победив меня, она сразу теряет интерес к конвертам, она берет меня за руку и трет то место, где по прошествии стольких лет все еще просматриваются цифры моего личного кода...

Всё что происходило тогда с нами, казалось необъяснимым проявлением хаоса, без смысла, без причинных связей. Но для кого-то это было наведением идеального порядка, по пути в Светлое будущее: Миру - мир, Свет на всем Белом Свете&...

По ощущению на сегодняшний день, можно сказать, что мы попали тогда в ад еще при жизни. И дело даже не в печах. Печи это только внешнее проявление ада. Апатия, тоска, безнадежность, внутренний холод, боль осознания происходящей катастрофы... Понятие смерть потеряло свое привычное значение. Смерть - добро, смерть - избавление. Ею пропитан воздух, она всюду.

Я давно уже находился в полнейшем ступоре, в прострации, когда со мной и стало происходить то, что потом я обозначил для себя словом спасение. Спасение прежде всего моего внутреннего Я. Впрочем, для всех нас, оно имело и более широкий смысл. Как-то я обратил внимание на существование в непосредственной близости от себя некоего существа. Что это было на вид, трудно передать словами, слишком необычно оно выглядело. Внешне, это, конечно, был человек. Маленький, истощенный, совершенно неопределенного возраста, с огромными глазами. Вот, пожалуй, и все, что я сегодня могу с уверенностью сказать о нем. Поражала его внешность или поведение, сколько, как его воспринимали окружающие. Порой мне казалось, что вообще никто кроме меня, его не видит. Я пытался за ним ухаживать, но он, кажется, никак не реагировал на мое присутствие. Его вообще мало волновало происходящее вокруг. Днем он лежал или сидел, забившись в угол своей полки, чертя пальцем на стене какие-то символы, а ночью выходил наружу и садился у входа, закинув голову, часами смотрел в звездное небо. Он мог просидеть так всю ночь, и его никто не беспокоил. Я сам видел, как проходившие охранники даже не смотрели в его сторону, а однажды, особо злобный немец, просто подошел и потрепал его по голове, как будто это был его любимый пес. Он совсем ничего не ел, и если я приносил ему хлеб, то он лепил из него какие то фигурки. Часто произносил фразы на самых разных языках. И это не было похоже на молитву, а скорее на заклинания.

Уже давно среди заключенных ходили слухи о приближении Красной армии. Но говорили так же, что никому из нас не выжить. В лагере готовится заключительное и окончательное наведение порядка и чистоты, и это было так обыденно, как будто речь действительно шла о каком-то мусоре.

И вот настал день, который я считаю своим вторым днем рождения, днем избавления и перерождения, так как все, что было со мной потом, в последующие годы моей бесконечно долгой жизни, рассматривалось мною через призму этого дня, или вернее ночи.

День прошел как всегда, в обычной тягучей жвачке событий. Каждый занимался своим обыденным уже ремеслом, и смерть получала все положенные ей жизни. Но что-то стало происходить с появлением на небе первой звезды. Мой сосед встал, подошел к двери барака, очертил ее полукругом и наложил на нее косой крест, как будто забил накрест досками. Потом сел перед ней и вытащил из-за пазухи множество фигурок и рассыпал их по полу. Потом начал шепотом произносить свои заклинания. Я слышал слова на русском, немецком, испанском, английском языках, на древнем иврите, знакомом мне из торы, на латыни и еще непонятные восклицания, возможно, на языках которые были мне совсем неизвестны. И вот послышались первые раскаты грома. Сначала неясно, как будто проходящая стороной гроза, но все более и более явственно. Потом я почувствовал, как стала дрожать земля, а раскаты становились все ближе, и вот уже канонада взрывов заняла собой все пространство. Казалось, что снаряды и бомбы рвались прямо за нашей дверью. В какой то момент меня охватил ужас, я схватил его за плечи и постарался встряхнуть, привести в сознание, желая остановить это страшное действо. И тогда я заглянул, кажется впервые, в его глаза и отшатнулся. Мне показалось, что я лечу в пропасть, ухожу в бездну, проваливаюсь в черную дыру. Это длилось одно мгновение и продолжалось вечность. Я упал в сторону и все остальное время до утра пролежал в состоянии полусна. Я слышал грохот разрывов и ощущал сотрясение земли под собой, но все это перестало меня касаться, как будто я стал где-то очень далеко. Состояние мое было безмятежно. Я вспоминал, прожитую жизнь. Жизнь какой она была до катастрофы, и во время ее. Мне кажется, что я видел и картины из будущего. Все перемешалось, все слилось в поток образов, лиц и, кажется самих судеб людей, многих из которых я даже и не знал, но наверняка узнаю потом. Я видел их, как переплетенную сеть, которая сходилась на мне и расходилась снова во все стороны от меня, и это было так чудесно, и я мог без усилий проследить за любой из них и за всеми сразу. Я видел их как лучи света направленные в разные стороны бесконечное количество раз. И от этого было так легко и счастливо. И ничто в мире не могло нарушить этот покой.

Я очнулся утром. Стояла пронзительная тишина. Я огляделся, все было как будто по-прежнему. Серые стены, серые одежды, серые лица... но я не чувствовал уже той безмерной тягости, и осознавал, что всё изменилось. Изменился я, изменился мир вокруг меня. Странного существа, которого я ощущал теперь своим другом, нигде не было. Я вышел наружу, и там тоже не было никого. Вообще никого. И особенно никаких фашистов...

Бойцы Красной армии подошли только через три дня. Они уверяли, что никаких особых наступательных действий не предпринималось, был обычный артиллерийский и бомбовый обстрел немецких позиций, но почему те ушли, а точнее бежали в панике, объяснить никто не мог...

А я так никогда и не узнал, что же это было за таинственное существо. Инопланетянин? Шаман? Маг?..

- Это был инкуб, дедушка! Только у них бывают такие страшные глаза.

Я вздрогнул как от удара электрического тока. На руках у меня все еще сидела моя маленькая внучка, и простодушно улыбаясь, смотрела на меня.

Я открыл, было, рот, но так и не смог ничего сказать, а она уже потеряв всякий ко мне интерес, побежала в свою комнату, где призывно и требовательно кукукнула ее "аська".

- Что ты сказала, милая? Крикнул я ей вдогонку, но она уже ничего не слышала.